Новый фильм Озона под скучным названием "В доме" (Dans la maison) — это постмодернистская медитация на темы проникновения фантазий в реальность и чужого человека в дом. А также разрушительного влияния изящной словесности на неокрепшую психику, манипуляторской силы юности, взаимоопасных отношений учителя и ученика и бог знает чего еще.
Количество цитат не поддается исчислению (на самые важные кинематографические — Пазолини и Вуди Аллен — указано в самом фильме), как и число тонких (и не особенно) озоновских провокаций (объектами ядовитой иронии выступают многострадальный французский средний класс с его "нормальностью" и современное искусство с его симуляциями), но все это великолепие упаковано в многословную (это экранизация пьесы) и малоактуальную форму "школьной драмы" — по каковой причине картину отвергли Канн и Венеция. Что вовсе не сделало ее хуже.
Впрочем, простаки обязательно поддадутся на провокации Озона, особенно нахально и откровенно заигрывающего здесь с "плохим вкусом". Одни только любовные успехи 16-летнего героя с персонажами Эмманюэль Сенье и Кристин Скотт Томас, годящимися ему в бабушки, чего стоят! Или сцена с повешением его лучшего друга после первого (и последнего) с ним поцелуя?
Эту сцену баловник Озон, впрочем, сразу же "отменяет"- ссылаясь на издержки вкуса, еще свойственные герою-школьнику, вдохновленному учителем по литературе (прекрасный Фабрис Лукини, выступивший едва ли не в портретном гриме Вуди Аллена) на сочинение историй по мотивам его попыток влезть в чужой дом, приобщиться к чуждым людям и ценностям — с целью осмеяния и разрушения.
С картиной Озона, настаивающей на разрушительной силе искусства, полемизирует изысканно черно-белая вещь оскароносца Фернандо Труэбы «Художник и модель» (El artista y la modelo), утверждающей прямо противоположное: искусство никак не влияет на жизнь и наоборот. И слава Богу. Герой потрясающего Жана Рошфора, приобретшего со временем какой-то нездешней красоты иконописный лик, — вымышленный великий художник уровня Сезанна и Матисса, его близких друзей.
|
Художника мало интересует то, что творится за окнами его парижской квартиры и дома в горах — война, Сталинград, немцы… Да какая разница, если не выходит скульптура?! К счастью, во Франции он может себе это позволить. Ах, временами гаснет свет? Что ж, Рошфор с женой Клаудией Кардинале (“таких тел больше не делают», — говорит о ней муж) зажгут свечи — так будет еще романтичнее. Беженку из испанского концлагеря, сохранившую нужные ему формы, Художник приютит исключительно из эгоистических соображений: ему требуется модель.
Неотесанная деревенская девица подарит старику перед смертью моменты творческого вдохновения и даже эротического экстаза, но к ценностям духовной жизни никак особенно не приобщится. Воплощающая собой полнокровность плотского существования девушка и находящийся за облаками старик сойдутся лишь на одно прикосновение — только так и могут сойтись повседневность и вечность, бурлящая жизнь и отрешенное искусство.
Еще один испанский конкурсный фильм, "Белоснежка" (Blancanieves) Пабло Бергера, будучи черно-белой стилизацией немого кино, хоть и был задуман раньше "Артиста", явно не может рассчитывать на вселенский успех этого произведения. Меня же это переосмысление творческого наследия братьев Гримм покорило следующими двумя обстоятельствами.
|
Во-первых, извините, национальной спецификой: Белоснежка предстает потомственной тореодоршей, и это, согласитесь, уже прелестно. В качестве травестийных матадоров выступают и семеро карликов, образующих передвижной (и, как говорят, реальный) цирковой коллектив. Но главное даже не это. В кульминационной сцене героиня заносит клинок над прекраснейшим из быков.
Аудитория колоссальной севильской арены — один человек за другим — вскидывает белые платки, призывая оставить в живых прекрасное животное. И под рукоплескания толпы оно удаляется в загон. Сравнивать «Белоснежку» с «Артистом», честно сказать, не особенно интересно, а вот за этот мессидж хочется сказать спасибо. Браво, Испания! Наконец-то.